Переосмысление финансовых дисбалансов

Не менее важной выглядит возможная инициатива стран БРИКС в вопросах осмысления финансовой ситуации, которая сложилась в мире в последние годы и которая вряд ли кардинально изменится в ближайшее десятилетие. Важнейшей чертой этой ситуации выглядят гигантские дисбалансы, образовавшиеся в экономических отношениях между развитыми странами и государствами БРИКС. Если еще в середине 1990-х годов Запад был глобальным кредитором, а периферия с трудом оправлялась кто от кризиса 1980-х годов, а кто от краха советского блока, то сегодня Америка и Европа выглядят сомнительными должниками, в то время как Китай (включая Гонконг), Россия, Индия, Бразилия и ЮАР обладают (по состоянию на конец ноября 2013 года) валютными резервами в $5,2 трлн. Однако самоуверенность, которую это обстоятельство дает странам БРИКС, может сыграть с ними злую шутку.

C одной стороны, не нужно забывать, что быстрый подъем того же Китая во многом обусловлен тем, что США и страны Западной Европы после кризиса в Азии в 1997 году не ввели никаких протекционистских мер против стран, резко снизивших курс своих валют, что поставило Запад в заведомо невыгодное положение. To же самое можно сказать и о ценах на нефть, которые могли бы быть остановлены в своем росте в середине 2000-x, но США и Европа не предприняли к этому никаких усилий, позволив подняться России и Саудовской Аравии. Bo многом феноменальный рост БРИКС в последнее десятилетие стал возможен благодаря «попустительству» Запада, а глобальные дисбалансы стали не столько следствием стремления развитых стран занимать деньги, сколько желанию развивающихся гарантировать себе резервы на случай нового кризиса.

C другой стороны, следует отдавать себе отчет, что развитые страны могут пойти на девальвацию собственных валют, ускорить инфляцию и тем или иным образом обесценить резервы БРИКС. Как и в 1971 году, они при этом ничем не рискуют — и поэтому новые богатые страны отнюдь не выглядят самодостаточными, а глобальные дисбалансы могут угрожать скорее им, чем Европе и США. Снижение курса доллара и евро может быть более чем благоприятным для их эмитентов, но чревато серьезными потрясениями на глобальной периферии.

B подобной ситуации странам БРИКС было бы разумным первыми поставить вопрос о преодолении глобальных финансовых дисбалансов — причем поставить его не в виде ультиматума Западу, а, скорее, как предложение постепенного и рационального урегулирования данной проблемы. Первым шагом на этом пути могло бы стать признание того, что дисбалансы порождены экономической политикой обеих сторон: с одной стороны, Запада, с другой — стран периферии; что в конце 1990-х и на протяжении 2000-х Запад существенно способствовал сохранением своего не снижавшегося спроса развитию государств БРИКС; и что, наконец, сегодня страны БРИКС осознают необходимость поддержать Запад в сложном для него положении. Это могло бы радикально изменить отношение как развитых стран, так и всего мира к БРИКС и в экономическом, и в политическом аспектах. Вторым шагом могло бы стать достижение договоренности о том, что долги западных стран (например, в сумме, в которой другие страны выступают их держателями на протяжении более чем пяти лет) могут быть использованы на покупку реальных активов на территории этих государств (возможно, даже с дисконтированием стоимости долга). B результате могли бы быть сняты существующие ограничения на инвестиции из стран БРИКС в Европу и США, долги ведущих держав резко сократились бы (как и резервы развивающихся), что обеспечило бы ускорение экономического роста во всем мире. Наконец, в-третьих, страны БРИКС, если бы им удалось добиться равноправных возможностей для инвестирования в ведущие экономики мира, стали бы естественными лидерами в глазах других периферийных стран, стремящихся добиться того же.

Иначе говоря, странам БРИКС и в политическом, и в экономическом отношении крайне важно предложить Западу уважительный и эффективный метод разрешения современного долгового кризиса. Нынешние финансовые дисбалансы не следует воспринимать как свидетельство победы БРИКС над США и ЕС; это, скорее, напоминает эпоху гонки вооружений и торжество идей «гарантированного взаимного уничтожения», которое осуществится вне зависимости от того, кто первым начнет отходить от ответственной финансовой политики. Инициатива БРИКС в данной сфере была бы крайне неожиданной в нынешней ситуации и вряд ли вызвала бы отторжение в мире. B случае ее реализации такой шаг заложил бы определяющий тренд в мировых финансах на ближайшие десятилетия.

Проблема коррупции и прозрачности

Хорошо известно, что одним из постоянных упреков, который развитые страны предъявляют государствам БРИКС, остается упрек в непрозрачности их экономик, засилье государственных компаний и активном сращивании интересов бизнеса и чиновников, что проявляется в масштабной коррупции. Согласно Индексу восприятия коррупции (Corruption Perception lndex, составляемому ежегодно Transparency International), Бразилия и ЮАР делят 72-ю строку в списке самых нетерпимых к коррупции стран, Китай занимает 80-е место, Индия — 94-e, а Россия — 127-e. B данной сфере БРИКС постоянно выглядит оправдывающимся, а Запад получает преимущества от позиционирования себя как общества, достигшего высочайшего уровня управляемости и ответственности.

Безусловно, проблема коррупции в развивающихся странах существует — и, более того, ее актуальность в глобальном масштабе во многом порождена теми размерами, какие процесс принял в странах периферии. Но сегодня, видимо, следует признать, что борьба с коррупцией в отдельно взятой стране в условиях всепроникающей глобализации невозможна. Она может быть относительно успешной в искоренении низовой коррупции, в которую вовлечены мелкие сошки — но когда речь заходит о разворовывании средств государственного бюджета, обеспечении контрактов крупнейшим международным компаниям, коррупции в окружении первых лиц государства и так далее, оказывается, что такие формы злоупотребления возможны только при тесном взаимодействии национальных и международных финансовых систем. Невозможность легализовать свои богатства за рубежом, гарантировав их от посягательств национальных правоохранительных органов или сменившейся власти, выступает самым мощным ограничителем коррупции, какой только можно представить себе в современном мире.

При этом масштаб взаимодействия коррумпированной элиты развивающихся стран с западными финансовыми институтами поражает воображение. По некоторым данным, среднегодовой объем финансовых трансфертов из стран «Юга» в банки «Севера» превышает $1 трлн в год, а коррупция сокращает ВВП развивающихся стран на сумму от 4 до 8 % ежегодно. Если бы западные финансовые институты не стремились получать выгоды от такого положения дел, если бы крупные международные компании не наживались на сделках, предполагающих коррупционные «откаты» за рубежом, если бы собственники недвижимости в самых престижных городах мира не были заинтересованы в поддержании высокого внешнего спроса на элитные объекты, коррупция государственного масштаба в развивающихся странах была бы невозможной.

B таких условиях страны БРИКС могли бы выдвинуть инициативу реального объединения усилий и периферийных государств, и развитых держав по борьбе с коррупцией. Подобная инициатива могла бы предполагать, с одной стороны, резкую активизацию борьбы с коррупцией внутри самих стран БРИКС с использованием всех механизмов гражданского участия и мониторинга, и, с другой стороны, отказ Запада от использования офшорных юрисдикций и практически полный запрет на переводы значительных сумм из развивающихся стран в банки США и Европы. Сегодня подобная инициатива выглядит реальной по целому ряду причин: с одной стороны, элиты стран БРИКС в значительной мере обеспечили себе контроль над экономикой своих государств на долгие годы и более заинтересованы в сохранении своих богатств и нормальном функционировании государственного аппарата, чем в постоянном рвачестве; с другой стороны, именно коррупция становится в последнее время одной из наиболее явных угроз для экономического роста в развивающихся странах — а он безусловно необходим для сохранения того «общественного договора» между элитами и народом, который сегодня действует в большинстве не вполне демократических государств.